Б. П. Вышеславцев напоминает нам, что «понятие “сердце” занимает центральное место в мистике, в религии и в поэзии всех народов.

Одиссей размышлял и принимал решения “в милом сердце”. В Илиаде глупый человек называется человеком с “неумным сердцем”. Индусские мистики помещали дух человека, его истинное Я в сердце, а не в голове. И в Библии сердце встречается на каждом шагу. По-видимому, оно означает орган всех чувств вообще, и религиозного чувства в особенности. Трудность, однако, состоит в том, что сердцу приписывается не только чувство, но и самые разнообразные деятельности сознания. Так, прежде всего сердце мыслит. “Говорить в сердце” — значит на библейском языке думать.

Но далее, сердце есть орган воли; оно принимает решения. Из него исходит любовь: сердцем или от сердца люди любят Бога и ближних. Говорится, что мы “имеем кого-либо в своем сердце”, или “у нас с кем-нибудь единое сердце”. Наконец, в сердце помещается такая интимная скрытая функция сознания, как совесть: совесть, по слову апостола, есть закон, написанный в сердцах.

Сердцу приписываются также самые разнообразные чувства, проносящиеся в душе: оно “смущается”, “устрашается”, “печалится”, “радуется”, “веселится”, “сокрушается”, “мучается”, “скорбит”, “питается наслаждением”, “расслабляется”, “содрогается”. Как будто бы сердце есть сознание, вообще все то, что изучается психологией; и действительно, в Библии понятие “сердца” и понятие “души” иногда заменяют друг друга; точно так же понятие “сердца” и понятие “духа”».

Сердце как средоточие бытия хранит жизнь и символизируется солнцем. Сияющее солнце и пылающее сердце являются символами центров макрокосма и микрокосма, означая человека и Небеса, трансцендентное, потустороннее начало.

Говоря о строении сердца как органа, хотелось бы сослаться на опыт Джеральда Бакберга.

Сердце состоит из двойной мышечной спирали, одна часть которой закручена по часовой, а другая — против часовой стрелки. Торент Гасп впервые описал такую схему устройства сердечной мышцы как «спирального желудочкового миокардиального пучка» (англ. helical ventricular myocardial band (HVMB)). Нормальная анатомическая конфигурация развернутого сердца демонстрируется на примере веревки, уложенной в виде левого и правого сегментов базальной петли. Базальная петля охватывает косые сегменты (нисходящий и восходящий) апикальной петли и образует спиральную форму, которая лежит в основе сердечной функции.

«Анатомы традиционно препарировали сердце, но не понимали вечной проблемы: где сердце начинается и где оно заканчивается. Торрент Гасп разрешил эту загадку, показав точки начала и конца ленты миокардиальных волокон».

Принцип двойной мышечной спирали, обеспечивающий естественный кровоток, не только делает работу сердца наиболее эргономичной, но и подтверждает славу сердца как одной из самых трудолюбивых и совершенных мышц.

К тому же спиральная структура сердца подтверждает, что оно создано по закону «золотого сечения» — математически рассчитанному принципу идеальной пропорции, описанному Платоном, Эвклидом, Леонардо, Фибоначчи, Паскалем. В золотое сечение идеально вписывается строение Солнечной системы, подсолнуха, розы, раковины моллюска. Это в очередной раз подтверждает мысль о единстве замысла творения и отраженности Вселенной в каждом, большом и малом творении. Если допустить, что человек по своей природе является повторением Солнечной системы, то, подобно Солнечной системе, человеческая система тоже имеет свой центр — сердце. Не этим ли обстоятельством объясняется особое отношение к сердцу в различных культурах?

В Египте сердце являлось мерилом людских поступков, и вес его, отягощаемый совершенным при жизни злом, определял посмертную участь человека. Сердце фараона считалось хранилищем божественного начала — ка. У ацтеков сердце — центр человека, религии и любви, объединяющий жизненный принцип.

Принесение сердца в жертву символизировало высвобождение крови, т. е. жизни, посев жизни, чтобы она зародилась и расцвела. У кельтов доброе сердце символизирует благородство и сострадание, является антитезой дурному глазу. В эллинистической традиции сердце, со всеми его страстями, чувственностью, тревогами и реакциями, олицетворяет стихийное, дионисийское, (вакхическое), оргийное начало человеческой природы как противоположность рассудочному аполлонистическому полюсу нашего «я».

Сердце в буддизме — суть природы Будды. Алмазное сердце — это чистота и несокрушимость; человек, которого ничто не может повредить, вывести из равновесия. В китайском буддизме сердце является одним из восьми драгоценных органов Будды. В индуизме сердце — божественный центр, место обитания Брахмы. Сердце символизируется лотосом. Глаз сердца — это третий глаз Шивы, трансцендентная мудрость, всезнающий дух. В сердце Шивы, согласно Ригведе, «совершается брак (единство) всех сердец».

Сердце в иудаизме — храм Божий. Наиболее ярко образ сердца в Ветхом Завете раскрывается в истории «косноязычного» Исайи, которому Бог вручил пророческий дар, когда посланник Божий — серафим коснулся раскаленным углем сердца и уст Исайи. Так сердце человека стало сосудом Божьей воли, дав Исайе право говорить от имени Всевышнего. Этот ветхозаветный сюжет стал основой пушкинского «Пророка»:

И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул.

В авраамистической традиции Бог вовсе не превращает человеческое сердце в нечто новое. Скорее Он возвращает сердцу догреховную коммуникативную природу. Сердцем человек говорит с Богом, сердцем слышит Его.

У христиан сердце — любовь, понимание, смелость, радость и печаль. Пылающее сердце означает религиозное рвение и приверженность вере. Христианин «сокрушает сердце» — забывает о собственном страдании ради любви к ближнему и Богу. Сердце, увенчанное шипами, — эмблема Игнатия Лойолы; сердце с крестом — святых Бернардина Сиенского, Катерины Сиенской, Терезы Авильской. Катерина Сиенская молилась о новом сердце и получила его в дар от Христа. Ее подражание Христу было столь горячим, что на ее теле появились стигматы — раны Спасителя.

Сердце — незримое вместилище воли. Евангелие отводит ему едва ли не главную роль. Здесь значимо не только то, что любить Бога следует «всем сердцем», а то, что грех и покаяние мы совершаем не просто на словах или на деле, но именно «в сердце своем».

Сердце способно не только чувствовать. Оно становится средоточием наших усилий в момент обдуманного и неумолимого стремления к цели, ради которой мы готовы начать все сначала, даже на руинах. Такая абсолютная поглощенность делом называется усердием. В отличие от страсти, поглощающей наши мысли, чувства и желания, усердие как «жар сердца» (Аквинат) готово отказаться от эмоционального, если помощником в достижении цели будет рассудок, или, напротив, отказаться от аргументации «здравого смысла», когда к цели ведет короткий путь страстного поступка. Сосредоточиться на чем-то также значит поместить это что-то в середину своего существа — в сердце. Кроме того, сердечный ритм нередко связывают с музыкальной фразой, ритмом и размером стиха. Искусство, таким образом, — удел растревоженного сердца. И не только потому, что «аритмия — источник творчества», но и потому, что

Мирозданье — лишь страсти разряды, Человеческим сердцем накопленной.

Аврелий Августин приписывал сердцу свойства храма подлинной веры любого из нас, той веры, что невозможно скрыть за внешней обрядовостью. «Верующему легче сокрушить материальные изображения богов, чем уничтожить идолов в своем сердце», — пишет он в своем толковании на четырнадцатый и пятнадцатый стихи восьмидесятого псалма, где Господь сокрушается об Израиле, а шире — о человечестве: «О, если бы народ Мой слушал Меня и Израиль ходил Моими путями! … Потому Я оставил их упорству сердца их, пусть ходят по своим помыслам».

В тот самый миг, когда мы поглощены, охвачены сущим, в нас тоже говорит и действует сердце: «Сердце — это не орган и не символ; “сердцем” св. Отцы называли всецелого человека. И собраться ум может в сердце, только если человек всецело отдал себя Бытию, если он захвачен им. Вспомните Апостола Павла, который был “восхищен” (буквально: “похищен”, “схвачен”!) до третьего неба и слышал неизреченные слова, которые невозможно человеку слышать», — говорит В. Бибихин.

Этой «схваченности», восхищенности сердца близко понятие влюбленности и клятвы. Влюбленность — всегда потрясение сердца, когда мы «впадаем в любовь»

(to fall in love) и охвачены ею, она хватает нас, но удержим ли, вместим ли мы ее? Принося клятву, мы совершаем juro, что значит отдавать себя на суд, ухватить, исполняться и вспомнить.

Сердце пророка Мухаммеда очистил от печати первородного греха архангел Джабраил (Гавриил). В суфизме считается, что когда предметом желания нафса (нашего эго) становится Бог, нафс успокаивается, нафс необходимо не уничтожить, а подчинить — сначала уму, а потом сердцу. Страсть превращается в любовь, а гнев — в стремление достичь цели. В этом и заключается, согласно учениям суфиев, самый главный секрет человеческой психики. Это борьба ума и страсти. Если победит страсть, то нафс окажется в ее власти, а если победит ум, то нафсу откроется сердце. Работа сердца — умная молитва, совершаемая направлением ума в сердце. Перед тем как начать это делать, дабы обеспечить именно умное содержание сердца, необходимо очищение плоти от земных страстей посредством поста и смирения. Поэтому отказ от плотских наслаждений, уединение, строгий пост и лишения не самоценны, а призваны к освобождению настоящей страсти — любви к Богу.

Сердце всегда наше. Наше «я». «Мы ничему не принадлежим так, как своему, в том смысле, что заняты своим делом и живем своим умом и знаем свое время. Свое указывает на владение в другом смысле, чем нотариально заверенная собственность. Мы с головой уходим в свое, поэтому не смогли бы дать о нем интервью и срываемся всегда на его частное понимание. Латинское выражение suo jure переводится “по своему праву” и слышится в значении правовой защиты личности, но первоначально значило “с полным правом”, основательно безотносительно к индивидуальному праву. Suum esse, буквально «быть своим», значит быть свободным. Русское понятие свободы производно от своего не в смысле собственности моей, а в смысле собственности меня. Собственно я — та исходная собственность, минуя которую всякая другая будет недоразумением».

Подробный анализ антропологического и культурологического статуса сердца проводит и Б. В. Марков.

Первую часть статьи о сердце, как культурном феномене можно прочесть здесь, третью – здесь.

Иллюстрация: Энрике Ломбардо